Евразийский научно-исследовательский институт проблем права

YOUAH Главная » Все юридические новости » Юридические новости » К вопросу об ответственности правоохранительных органов за нарушение принципа неприкосновенности личности в уголовном судопроизводстве
Вторник, 19 Мар 2024

Все юридические новости

К вопросу об ответственности правоохранительных органов за нарушение принципа неприкосновенности личности в уголовном судопроизводстве

Обмен опытом
Сидоров А.С.

Вопросы, касающиеся соблюдения и приме­нения законодательных установок в отношении государственной защиты участников уголовно­го судопроизводства, в последние годы все чаще становятся предметом внимания научной обще­ственности [6, 7, 9, 10]. Однако проблемы обеспе­чения безопасности обвиняемых и подозревае­мых, а также возмещения им вреда, причиненного в результате незаконных действий сотрудников правоохранительных органов, за редким исклю­чением [3, 8, 11, 15] почти не рассматриваются.

В связи с этим полагаем вполне обоснован­ным еще раз обратить внимание на соотноше­ние законодательных установок об ответственно­сти правоохранительных органов за нарушение принципа неприкосновенности личности при осуществлении оперативно-розыскной и уголов­но-процессуальной деятельности и существую­щей судебной практики по рассматриваемому вопросу.

Вначале обратимся к действующему законо­дательству.

Законодатель в статье 10 Уголовно-процессу­ального кодекса РФ закрепил принцип неприкос­новенности личности, согласно которому подо­зреваемые и обвиняемые должны содержаться в условиях, исключающих угрозу их жизни и здо­ровью (часть 3).

Согласно положению части 3 статьи 11 УПК РФ при наличии достаточных данных о том, что потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близ­ким родственникам, родственникам или близ­ким лицам угрожают применением насилия, суд, прокурор, руководитель следственного органа, следователь, орган дознания и дознаватель обя­заны принять в пределах своей компетенции в отношении указанных лиц меры безопасности, предусмотренные рядом статей уголовно-процес­суального закона.

Следует отметить, что в указанной норме за­конодатель, упоминая иных участников уголов­ного судопроизводства, прямо не называет в их числе подозреваемых и обвиняемых. Однако о праве данной категории лиц пользоваться мера­ми, направленными на их защиту от возможных преступных посягательств, говорится в статье 2 Федерального закона от 20.08.2004 № 119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидете­лей и иных участников уголовного судопроизвод­ства» (ред. от 08.03.2015).

Кроме того, о необходимости обеспечения безопасности данных лиц прямо сказано и в ста­тье 17 Федерального закона от 15.07.1995 № 103- ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» (ред. от 22.12.2014) .

В соответствии с положением части 4 ста­тьи 11 УПК РФ вред, причиненный лицу при осуществлении уголовного судопроизводства в результате нарушения его прав и свобод судом, а также должностными лицами, осуществляющи­ми уголовное преследование, подлежит возмеще­нию. Порядок такого возмещения предусмотрен ст. 1070 и 1071 Гражданского кодекса РФ.

И это еще не все. В соответствии со ст. 286 Уголовного кодекса РФ должностные лица право­охранительных органов в случае установления их вины в причинении вреда участникам уголовного судопроизводства, в том числе подозреваемым и обвиняемым, могут быть привлечены и к уголов­ной ответственности.

Казалось бы, какие еще нужны гарантии для того, чтобы принцип неприкосновенности лично­сти в уголовном судопроизводстве неукоснитель­но соблюдался?

Однако ни для кого не является секретом, что на практике этот принцип нередко нарушается. И, как ни странно это звучит, часто виноваты в этом те, на кого возложено соблюдение указан­ного принципа, - следователи и оперативные со­трудники.

Немалая часть вины за нарушение принципа неприкосновенности личности в уголовном су­допроизводстве лежит на прокурорах и судьях. Именно они по роду своей деятельности обязаны обеспечивать соблюдение гарантий безопасно­сти участников уголовного судопроизводства, а в случае установления фактов причинения вреда здоровью подозреваемых и обвиняемых, как сле­дует из вышеперечисленных норм законов, при­влекать виновных к ответственности и принимать меры к возмещению причиненного вреда. Но де­лать этого не спешат.

Почему так происходит? По всей видимости, следует согласиться с С.А. Алтуховым, который отмечает, что, «...обладая знаниями уголовного, уголовно-процессуального законов, тонкостей опе­ративно-розыскной деятельности, криминалисти­ческими познаниями, они (сотрудники правоох­ранительных органов) искусно скрывают следы совершаемых преступлений, используют различ­ные методы шантажа, угроз, физического и психи­ческого давления с целью избежания ответствен­ности. Неочевидность и трудноустанавливаемость противоправных действий сотрудников зачастую обусловливается круговой порукой и использова­нием различных форм «покровительства» [1].

В подтверждение сказанного приведем следу­ющий пример.

В УВД Калининского АТО г. Тюмени по подо­зрению в совершении преступления был достав­лен гражданин С. Во время «беседы» в служебном кабинете с целью получения от него признатель­ных показаний он был избит одним из оператив­ных уполномоченных уголовного розыска. После такого обращения со стороны сотрудника право­охранительного органа С. отказался вообще да­вать какие-либо показания. Не имея каких-либо других доказательств его вины в инкриминируе­мом деянии, следователь вынужден был освобо­дить доставленного. После этого С., по собствен­ной инициативе зафиксировав наличие телесных повреждений в областном бюро судебно-меди­цинской экспертизы, обратился в следственные органы с заявлением о привлечении лица, избив­шего его в помещении органа внутренних дел, к уголовной ответственности.

После продолжительных «войн» адвоката, представлявшего интересы С., с представителями следственных органов по данному заявлению все- таки было возбуждено уголовное дело по призна­кам преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 286 УК РФ.

В ходе расследования были установлены свидетели, которые дали показания, что когда С. после проведенной с ним «беседы» вышел из служебного кабинета сотрудников уголовного розыска, на его теле и лице имелись свежие сле­ды побоев, которых до того, как его завели в ука­занный кабинет, не было. Но, несмотря на это, предварительное следствие вскоре было приоста­новлено в связи с неустановлением лица, подле­жащего привлечению в качестве обвиняемого.

Учитывая, что приостановление предвари­тельного следствия по данному основанию пред­полагает доказанность события преступления, С. и его адвокат посчитали доказанными следующие обстоятельства:

1)      время и место совершенного преступления;

2)     факт причинения вреда в результате неза­конных действий сотрудника уголовного розыска;

3)     принадлежность лица, причинившего теле­сные повреждения, к категории должностных лиц;

4)     факт выполнения должностным лицом во время совершения преступления служебных обя­занностей по поддержанию правопорядка.

Учитывая данное обстоятельство, пытаясь до­биться справедливости, С. обратился в суд с иско­вым заявлением о компенсации ему морального вреда, причиненного незаконными действиями должностного лица органа дознания.

Однако, рассмотрев дело, суд первой инстан­ции оставил иск С. без удовлетворения, мотиви­ровав свое решение тем, что конкретное лицо, причинившее ему телесные повреждения, не установлено. А раз так, то невозможно устано­вить, какую конкретно должность оно занимало. Учитывая, что деятельность оперативных упол­номоченных финансируется из федерального бюджета, а участковых инспекторов - из бюджета субъекта федерации, определить, за счет какой казны (федеральной, субъекта федерации, муни­ципального образования) должен возмещаться вред, причиненный С., не представляется воз­можным.

Вышестоящие суды, рассматривавшие жало­бы С., оставили данное решение без изменений (Архив Калининского районного суда г. Тюмени, дело № 2-291 -03.).

Однако, учитывая, что в соответствии со ста­тьей 1069 ГК РФ вред, причиненный граждани­ну, возмещается не только в случае незаконных действий должностных лиц государственных органов, но и в случае незаконных бездействий с их стороны, С. вновь предъявил исковые требо­вания к Министерству финансов РФ. На этот раз основанием иска явилось незаконное бездействие следователя, выразившееся в непринятии мер к предупреждению и пресечению факта нанесения ему побоев сотрудником милиции в служебном кабинете отдела уголовного розыска.

В частности, истец сослался на то, что следо­ватель, который доставил его в орган внутренних дел, возбудил уголовное дело и проводил с его участием следственные действия, в силу своих должностных обязанностей должен был обеспе­чить его личную безопасность. Однако, нарушив уголовно-процессуальное законодательство, сле­дователь позволил сотрудникам уголовного ро­зыска провести с ним «беседу» без какого-либо письменного поручения на это, а тем более без участия защитника. «Беседа», целью которой яви­лась попытка получения «правдивых» показаний, в свою очередь, закончилась его избиением.

Между тем суд, посчитав доводы С. неубеди­тельными, а показания свидетелей, имеющиеся в уголовном деле, возбужденном по факту нанесе­ния истцу побоев, не имеющими доказательного значения, и сославшись на заявление представи­теля ответчика о том, что «во время избиения ист­ца следователя в этой комнате не было», сделал вывод: «Факт незаконных действий в отношении истца в помещении Калининского АО г. Тюмени может быть установлен исключительно пригово­ром суда», отказав в удовлетворении и этого иско­вого заявления (Архив Калининского районного суда г. Тюмени, дело № 2-291-03).

Приведенный пример имеет десятилетнюю историю. Но изменилось ли что-то за прошед­шие годы реформ правоохранительной и судеб­ной системы в нашем российском «правосудии» в положительную сторону? По нашему мнению, ничего хорошего не произошло. И чтобы не быть голословным, приведем еще один пример.

Не так давно мне пришлось осуществлять защиту гражданина О., обвиняемого в убий­стве (Архив Омского областного суда, угол. дело № 2-36/14.). Когда я пришел к нему в изолятор временного содержания, первое, что бросилось в глаза, - это многочисленные ссадины и кровопод­теки на его лице и теле. По словам задержанного, перед тем как его доставили в ИВС, он подвергся физическому насилию со стороны сотрудников полиции, выразившемуся в избиении и пытками электрическим током с целью получения от него явки с повинной и дальнейших признательных показаний.

Я обратился к дежурному по ИВС с заявле­нием о приглашении врача для медицинского освидетельствования подзащитного. Медицин­ский работник, прибывший по вызову, осмотрел задержанного и составил акт об обнаружении у него телесных повреждений.

Впоследствии О. было подано заявление в следственные органы о привлечении сотрудников полиции, превысивших должностные полномо­чия, к ответственности, адекватной содеянному.

Затем последовали многочисленные отказы в возбуждении уголовного дела по результатам проверки данного заявления, обжалования по­становлений об отказе в возбуждении уголовного дела в порядке, предусмотренном статями 123­125 УПК РФ, апелляционные и кассационные жа­лобы на постановления судов, отказы в их удов­летворении и т. д.

Другими словами, все обращения в адрес ру­ководителя следственного управления, прокура­туры и судов, содержащие просьбу объективно разобраться в том, по какой причине у задержан­ного, находящегося под стражей, на самом деле возникли телесные повреждения, остались без должной проверки.

Объем настоящей статьи не позволяет во всех подробностях остановиться на рассмотрении «ба­талий» между стороной защиты, с одной сторо­ны, и следователями, их руководителями, про­куратурой и судами - с другой. Отметим лишь некоторые имеющие значение для понимания сути поднятой проблемы вопросы.

Во-первых, стало очевидным, что следователи выработали тактику, согласно которой, зная за­ранее, что подозреваемый или обвиняемый бу­дет подвергнут пыткам со стороны оперативных работников, везут его на судебно-медицинскую экспертизу. Расчет заключается в том, что экс­перт зафиксирует в своем заключении отсутствие каких-либо телесных повреждений. Затем это за­ключение судебно-медицинской экспертизы бу­дет приобщено к материалам уголовного дела, чтобы в случае необходимости «служить прикры­тием» при проверке жалоб лиц, подвергнутым незаконным методам физического воздействия после проведения указанной экспертизы.

Так было и в рассматриваемом случае. Ни­кто из прокуроров и судей, проверяющих жалобу стороны защиты по делу О., не захотел увидеть или умышленно не придал значения тому фак­ту, что судебно-медицинская экспертиза, соглас­но заключению которой у задержанного не было никаких телесных повреждений, на самом деле была проведена на день раньше того, когда эти телесные повреждения у обвиняемого «чудесным образом» появились при его доставлении в изо­лятор временного содержания.

Во-вторых, остался открытым вопрос о том, как следователь должен реагировать на заявление подозреваемого (обвиняемого), что он не желает покидать пределы места своего содержания для участия в следственных действиях в связи с опа­сениями применения к нему незаконных методов воздействия.

Так, в процессе расследования уголовного дела обвиняемый О. и я, как его защитник, неод­нократно сообщали следователю о применении к нему пыток со стороны сотрудников полиции в помещении ОРПОН УУР УМВД по Тюменской области, куда он вывозился из ИВС, а впослед­ствии из СИЗО для проведения следственных действий. При этом были заявлены ходатайства о проведении следственных действий в следствен­ных кабинетах, находящихся в местах содержания подозреваемых и обвиняемых под стражей.

Однако на все ходатайства, заявления и жало­бы был получен ответ, что следователь является процессуально самостоятельным лицом и сам определяет место проведения следственных дей­ствий.

Один из прокуроров, участвующих в судеб­ном заседании по рассмотрению жалобы сторо­ны защиты на незаконные действия следователя и оперативных сотрудников, даже заявил, что проведение следственных действий в местах со­держания лиц под стражей является нарушени­ем действующего законодательства. Однако на мой вопрос, почему же до сих пор следственные кабинеты функционируют практически во всех следственных изоляторах России, а прокуратура при этом никак не реагирует на это «нарушение», ответить не смог. Остался без ответа и вопрос, с чем связаны нежелание следователя допраши­вать подследственных в своем служебном каби­нете и необходимость проведения следственных действий в помещении оперативного подразде­ления органа внутренних дел.

В свою очередь, судья, которой адресовалась просьба дать оценку действиям следователя, не выполнившего законное требование стороны за­щиты об обеспечении безопасности обвиняемого, в постановлении об отказе в удовлетворении моей жалобы, поданной в порядке ст. 125 УПК РФ в ин­тересах О., констатировала (цитирую дословно): «...Обеспечение безопасности обвиняемого О., а также предупреждение и пресечение незаконных методов воздействия на него со стороны сотруд­ников ОРПОН УУРР УМВД России по Тюменской


области с целью понуждения к изменению по­казаний и отказу от адвоката Сидорова А.С., как от защитника по уголовному делу, - в полномо­чия следователя не входит...» (Архив Ленинско­го районного суда г. Тюмени, материал № 3/10- 319/2014.).

То есть можно предположить, что на вопрос «кто виноват в том, что обвиняемый подвергся незаконным методам ведения следствия?» после­довал ответ, что «виноватых», кроме самого обви­няемого, нет. А на вопрос «что делать в подобных случаях?» мы получили ответ, что делать ничего не надо, так как бесполезно.

К сожалению, перечисленные выше слу­чаи не единичны. Практикующие юристы могут вспомнить десятки и даже сотни подобных при­меров [13].

Следует также отметить, что о многих престу­плениях, совершенных сотрудниками правоохра­нительных органов по отношению к подозревае­мым и обвиняемым, потерпевшие и очевидцы не сообщают вовсе, понимая бесполезность подоб­ных заявлений. А тот, кто все-таки решился по­жаловаться прокурору или в суд на применение к ним недозволенных методов дознания и след­ствия, рискует сам быть привлеченными к уголов­ной ответственности, поскольку часть 2 статьи 148 УПК РФ содержит требование обязательного воз­буждения уголовного дела в отношении того, кто заявил, например, об избиении со стороны со­трудников полиции, если проверка такой факт не подтвердит [14].

Таким образом, если даже предположить, что по заявлению гражданина, подвергнутого пыткам со стороны работников полиции, и будет возбуждено уголовное дело, успешное заверше­ние его расследования и привлечение виновных к уголовной ответственности вызывают большое сомнение. Следовательно, и возмещение вреда потерпевшим в рамках института гражданского иска в уголовном процессе также весьма пробле­матично. Конечно, если поддаться иллюзиям и предположить, что в ходе расследования такого дела будет установлено, что событие преступле­ния действительно имело место, потерпевший может попытаться возместить вред, причинен­ный его здоровью в результате избиения сотруд­никами полиции, и в гражданском порядке.

Однако и в этом случае шансы на положи­тельное решение суда в пользу истца практиче­ски сводятся к нулю.

Это объясняется тем, что часть 1 статьи 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации со­держит исчерпывающий перечень незаконных действий судебно-следственных органов, наличие которых является основанием для возмещения вреда, причиненного гражданину, независимо от вины должностных лиц этих органов [4, 5, 12]. Вред, причиненный в результате применения ука­занными органами иных незаконных действий, возмещается финансовыми органами за счет казны Российской Федерации, казны субъекта Российской Федерации, казны муниципального образования лишь при установлении вины долж­ностного лица (ч. 2 ст. 1064, ст. 1069, ч. 2 ст. 1070, ст. 1071 ГК РФ).

Таким образом, если гражданин был избит сотрудником полиции, например, за то, что не захотел отвечать на его вопросы, ссылаясь на свое право, предусмотренное статьей 51 Конституции РФ, он должен представить суду, как минимум, доказательства того, что:

1)     насилие к нему применил конкретный со­трудник;

2)     этот сотрудник является должностным лицом;

3)     насилие было сопряжено с выполнением данным лицом своих служебных обязанностей в сфере властно-административных отношений;

4)     из какого бюджета (федерального, субъекта федерации либо муниципального) этот сотруд­ник получает свою заработную плату;

5)     подразделение, где работает его истязатель, располагается именно в том районе субъекта фе­дерации, в суд которого он обратился с исковым заявлением о возмещении вреда.

А как быть в случае, если сотрудники поли­ции, совершившие противоправные действия, не снизошли до того, чтобы представиться граж­данину? Выход один: прежде, чем обращаться в районный суд с исковым заявлением, гражданин должен вначале написать заявление в следствен­ный орган с требованием установить обидчика и привлечь его к уголовной ответственности.

Теперь представим, что добросовестный сле­дователь по указанию своего начальника начнет проверку по заявлению пострадавшего или даже возбудит уголовное дело. С целью установления предполагаемых преступников он начнет опраши­вать либо допрашивать сотрудников органа дозна­ния либо направит отдельное поручение о про­изводстве розыскных мероприятий в служ­бу собственной безопасности УМВД. Что будет потом?

По всей видимости, через некоторое время начальник подразделения собственной безопас­ности сообщит следователю, что в ходе произ­водства оперативно-розыскных мероприятий установить должностное лицо, превысившее свои служебные полномочия, не представилось воз­можным. По минованию двух месяцев после воз­буждения уголовного дела следователь приоста­новит предварительное следствие по основанию, указанному в пункте 1 части 1 статьи 208 УПК РФ, о чем «с сожалением» сообщит потерпевшему.

На этом, скорее всего, поиски справедливо­сти лицами, пострадавшими от рук «правоох­ранителей», и закончатся. Откуда им знать, что в статьях 13 и 14 Конвенции против пыток и дру­гих жестоких бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения говорится, что «каждое государство должно обеспечить любому лицу, если оно утверждает, что было подвергну­то пыткам, быстрое и беспристрастное рассмо­трение такой жалобы компетентными властями, включая судебные меры, а также предпринять меры к тому, чтобы жертвы пыток получили воз­мещение и имели подкрепленное правовыми санкциями право на справедливую и адекватную компенсацию». Не знают они и того, что в соот­ветствии со статьей 52 Конституции Российской Федерации «права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба», а в силу статьи 53 «каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненно­го незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти и должностных лиц». Да если и знают, что это изменит. Ведь это­го, скорее всего, не знают их «обидчики».

Как представляется, изложенное позволяет сделать вывод, что, несмотря на наличие в ряде законов гарантий неприкосновенности личности в уголовном судопроизводстве, ни органы пред­варительного расследования, ни прокуратура, ни суды на самом деле в должной мере не гарантиру­ют соблюдения данного принципа. А это еще раз свидетельствует о том, что институт юридической ответственности за незаконные действия (бездей­ствия) органов дознания, предварительного след­ствия, прокуратуры, суда и их должностных лиц нуждается в совершенствовании. В противном случае безнаказанность будет порождать новые преступления должностных лиц, находящихся «при исполнении».

К сожалению, объем настоящей статьи позво­лил лишь обозначить существующую проблему и нашу позицию в этом дискуссионном вопросе. Для выработки обоснованных предложений по совершенствованию мер, направленных на уси­ление гарантии принципа неприкосновенности личности в уголовном судопроизводстве и ответ­ственности правоохранительных органов за его нарушение, и их аргументации, несомненно, тре­буются дальнейшие научные исследования. А для их реализации - желание и воля законодателей.


Статья опубликована в журнале Евразийcкая адвокатура № 2 (21) 2016